Материал Хелен Хиллз, профессора истории искусств из Йоркского университета (Англия). Часть первая здесь.
Любопытно, что Карло Челано (1692 год) использует для описания количества серебра в неаполитанской церкви и монастыре Сан-Грегорио-Армено слово «преизбыток»: «Серебряных изделий там в преизбытке, в количестве, в весе, в их отделке, и особенно в тех предметах, которые используются для украшения главного алтаря в праздничные дни. Такого не увидишь в других монастырях. Подсвечники, вазы, цветы, кресты, – все это сделано из серебра, а также часовни церкви, и по большей части за них заплатили монахини».
Присутствие большого количества серебра в этом женском монастыре явно считалось чрезмерным по своему количеству, весу и отделке. Пачичелли в 1685 году проводит параллель между серебром в церквях и монастырях Неаполя и колоссальными серебряными резервами в государственных банках города: «Однако, если бы мне довелось перечислить и отметить все те церкви и монастыри, то на это пришлось бы потратить много времени, поскольку их более трехсот: драгоценная утварь, серебряные изделия, которые, по мнению знатоков, превосходят по количеству аналогичных продуктов всю Италию, включая богатство частных лиц, а также невероятные объемы запасов серебра в восьми государственных банках».
Таким образом, барочный Неаполь славился своими излишествами, важную роль в которых играло серебро. Для Гильберта Бернета в 1685 году такое изобилие серебра ассоциировалось с коррупцией и было равносильно расточительности: «Каждый год назначается новый управитель Аннунциаты (католический храм), который, вероятно, кладет себе в карман 25 тыс. крон; и в качестве компенсации, когда он покидает должность, он берет огромное блюдо, статую или святого в серебре или какой-нибудь подсвечник к себе домой; говорят, что некоторые из этих серебряных блюд стоят 10 тыс. крон; таким образом, все неаполитанское серебро становится мертвым и бесполезным».
Это «преизбыточное» церковное серебро было составной частью тела испанской церкви; огромный ресурс собирал пыль, а не участвовал в битвах и не генерировал процентный доход. Для Бернета, «огромное и мертвое богатство в руках церковников является еще одной причиной их упадка». Капелла казначейства, как и любая другая церковная казна, считалась инструментом обездвиживания капитала. Она функционировала как знак избытка, мертвого капитала в глазах протестантов, но капитала, который с точки зрения католиков мог находиться особым образом в обращении и возвращать свою прибыль в вечности.
Многие отмечали поразительное количество серебра в Неаполе, но мало кто думал о его присутствии в связи с испанской империей, и находились даже те, кто настаивал, что драгметалл добывали на территории страны. Кампания (область в Южной Италии), утверждал Пачичелли, «богата металлами, золотом, серебром, ртутью, свинцом, оловом, бронзой, железом». Однако Антонио Серра в 1613 году заявил, что местных месторождений серебра и золота просто не существует. На самом деле, большая часть серебра поступала в Неаполь через Севилью, а позднее через Кадис, куда его привозили из испанского Нового Света, трансатлантической части Королевства.
Серебро как источник мощи испанской империи
Имперские амбиции Испании основывались на южноамериканском серебре. В XVI веке на Новый Свет приходилось почти ¾ мирового производства серебра. Драгоценных металлов в испанской Америке было так много, что Эль Инка Гарсиласо де ла Вега (1539-1616) утверждал в 1609 году следующее: «в рудниках находится так много богатства, что через несколько лет железо будет стоить больше, чем серебро». К 1590-м гг. Испания смогла импортировать огромное количество пшеницы даже из украинских степей, а также гигантские объемы балтийской древесины, – и все это благодаря возможности расплачиваться за эти товары серебром. Современный ученый Джейсон Мур сообщает по этому поводу следующее: «Империи организовывали землю (леса, серебряные жилы, плодородную почву) в качестве производительной силы, чтобы она служила в форме товара, как механизм максимизации производительности труда». Перемещение материалов по всему миру зависело от серебра, мировой экологии и мировой экономики, что подпитывало развитие капитализма и беспощадную логику коммерциализации. Мур продолжает: «Целый спектр жизненно важных продовольственных, трудовых и сырьевых секторов зависел от масштабного механизма исторической географии: производство и добыча сахара, серебра, древесины, железа, меди, рыбы, льна, зерна, рабов и домашнего скота». Новые сырьевые отрасли перемещались в регионы, где коммерциализация земли и труда была неразвитой, а способность сопротивляться со стороны населения была минимальной.
Большая часть серебра в Испанию поступала из Потоси, где в 1545 году испанцы обнаружили легендарную серебряную гору. На гербе Потоси красовался девиз короля Филиппа II: «Для мудрого царя эта высокая серебряная гора поможет покорить весь мир». Бартоломе де Арсанс де Орсуа-и-Вела в своей «Истории королевского города Потоси» (ок. 1706-1736 гг.) описывает Потоси в словах, объединяющих небо и землю: «тело из земли и душа из серебра, труба, звучащая по всему земному шару, магнит всех желаний, и достаточное количество денег, чтобы купить небеса».
К 1570-м гг. Серро-Рико («Богатая гора») стала эпицентром сырьевой революции, которая поставила андские народы и ландшафты на службу капитализму и империи. Серебряную руду находили в больших объемах, но ее нужно было дальше перерабатывать. Для серебра требовалось больше энергии, чем для других металлов. Когда попытки вице-королевских властей реорганизовать добычу полезных ископаемых в Перу не смогли решить проблему снижения объемов производства, плавка руды уступила место амальгамированию посредством ртути, то есть, методу измельчения руды со ртутью для извлечения серебра. В то же время контроль над добычей перешел от индейцев к европейцам, что, возможно, сказалось более негативно на индейцах, чем принудительный труд рабов. После 1566 года, когда в рудниках Уанкавелика была обнаружена ртуть, темпы и объемы добычи серебра увеличились. Вице-король Педро де Толедо-и-Лейва называл смычку Потоси-Уанкавелика «двумя осями, на которых вращаются колеса всего королевства [Перу] и богатством, которым владеет Ваше Величество». Однако руда, которую извлекали указанными методами, была полностью добыта уже к 1670-м гг. Пришлось рыть более глубокие туннели; количество несчастных случаев, смертей, болезней резко возросло. Отравление ртутью было распространенным явлением среди рабочих и ударило по экологии.
Испанская корона получила огромные богатства благодаря контролю и налогообложению (прямому и косвенному) рудников из Нового Совета, поскольку добыча серебра и чеканка монет из него контролировались властями. Владельцам серебра было выгодно приносить свои сокровища на испанские монетные дворы, где драгметалл приобретал дополнительную стоимость, в то время как Испания получала сеньораж. Испанская монархия отчеканила около 4,55 млн кг серебра и 2,8 тыс. кг золота в 1600-1639 гг. Монетные дворы, принадлежавшие испанской короне, отчеканили больше золота и серебра в конце XVII века, чем в XVI веке и гораздо больше, чем их английские и французские конкуренты. Огромное количество серебра из андских рудников пересекало Атлантику, формируя мировую торговую систему, наряду с Азией, и включая Китай.
Потрясающая прибыль от глобализированной серебряной отрасли в значительной степени послужила инструментом финансирования расползающейся империи Габсбургов, ключевой частью которой был Неаполь. Этот город был ключевым местом глобального обмена между северной и южной Европой, восточным Средиземноморьем, Африкой, Азией и за их пределами. Неаполь связывал эти миры, служа местом пересечений и обменов. Богатство Неаполя в 1500-1800 гг. объясняется именно тем, что он был местом встречи и обмена реальными и идеальными пространственными и политическими сетями – переплетением Мадрида и Габсбургской империи, Рима, Азии и Нового Света.
Испанское правительство разместило свой двор в Неаполе, чтобы указать на свое могущество на более широкой европейской арене, в рамках своей стратегии по легитимации испанской власти в Италии. Это очень сильно отразилось на судьбе Неаполя. Испанское серебро наводнило Неаполь, и драгметалл служил основой для всех указанных пересечений – экономических, политических и материальных. В городском квартале Орефичи было сосредоточено до 350 мастерских по серебру, в каждой из которых работали семейные подряды разного размера, хранители удивительных технических и художественных навыков.
Испанское серебро, вырванное из-под земли кровью завоеваний и колониальных добывающих предприятий, и будучи очищенным, служило символом блага.
Серебро ковали, чеканили, гравировали, отбивали, чтобы превратить его в атрибут политической мощи, утонченности и предметы религиозной службы. Неаполитанское серебряное дело ценилось очень высоко. Благородные неаполитанцы могли похвастаться блестящими коллекциями из серебряных изделий; серебряные скульптуры украшали серебряную мебель, отражаясь в посеребренных зеркалах. Коллекции серебряных изделий принца Авеллино, маркизы ди Камполаттаро, герцога Атрипальда и других пользовались большой популярностью в среде аристократов. Целые поколения серебряных дел мастеров, включая семейные мастерские Буонаквисто, Пизы, Порцио, Майорино и Ланцетти, поставляли великолепные серебряные изделия в резиденции богатых купцов и аристократов.
Модные платья, оживленные серебряными нитями, демонстрировали благородство, придавали особый блеск красоте аристократов и усиливали эротическое влечение. Серебряная нить использовалась также для нарядов кукол и Мадонн, как, например, в том же аристократическом женском монастыре Сан-Грегорио-Армено. Куклы рядили в розовый шелк, с вышивкой из серебряной пряжи, тафты из шелка цвета слоновой кости и с пластинчатым серебром (см. ниже).
Продолжение следует…
Долгожданная новинка 2023 года - новый Золотой червонец «Сеятель» - уже в Золотом Монетном Доме! Спешите приобрести!
