Материал книги Елены Осокиной, из которого можно узнать некоторые интересные детали из истории золотого червонца и царских золотых монет. Часть первая здесь, вторая - тут, третья – здесь, четвертая - тут.
Вопреки прогнозам Карла Маркса, судьба первого коммунистического государства зависела не от мировой революции, а от золота. В связи с началом индустриализации руководство страны столкнулось с проблемой нехватки желтого металла, которая достигла своего апогея в 1931-1932 гг. В постановлениях Политбюро можно найти признаки возникшей паники: ужесточение кредитной политики и контроля за расходами советских внешнеторговых организаций, сокращение непромышленного импорта, резкое расторжение договоров о технической помощи с иностранными фирмами, сокращение доли твердой валюты в зарплате советских служащих, работающих за границей, и иностранных специалистов, работающих в СССР, а затем и полная отмена выплат иностранцам в золоте.
Еще одним доказательством могут служить кампании ОГПУ по изъятию золота у населения, операции Кредитного бюро по сбору страховых полисов иностранных компаний и наследственных документов у советских граждан для подачи исков за границей; открытие под эгидой ОГПУ валютных гостиниц исключительно для иностранцев; замена серебряных монет в обращении на никелевые; поиск новых предметов для экспорта, обернувшийся массовой распродажей шедевров из национальных музеев и библиотек; поддержка Сталиным зарождающейся советской золотопромышленности; возникновение золотодобычи в ГУЛАГе... - список можно продолжать. Стране пришлось создавать золотой резерв с нуля. Для этого правительство забирало все, что попадалось под руку. Торгсин стал одним из многих эпизодов золотой паники, вызванной индустриализацией и нехваткой твердой валюты. Золото играло главную роль в истории Торгсина, обеспечивая львиную долю его доходов.
Торгсин принимал золото во всех формах: лом, ювелирные изделия, предметы искусства и быта, монеты, слитки, песок, самородки и даже золотосодержащие отходы. Однако принимать церковные предметы было запрещено, поскольку церковная собственность была национализирована. Церковные предметы, находящиеся в частной собственности, считались украденными у государства и подлежали конфискации. Огромное разнообразие форм золота должно было быть ликвидировано в Торгсине. Оценщики выковыривали драгоценные камни, механизмы, эмаль, дерево, ткань, кость и другие вставки, разбивали самородки. После их работы оставалась лишь груда металлолома. Набор инструментов, которыми пользовались оценщики Торгсина, говорит сам за себя: плоскогубцы, кусачки, магниты, часовые отвертки, рашпили, оптические стекла, ножницы для резки металла, наконец, наковальни, зубила и молотки.
Проблема заключалась не только в том, что золотые предметы переплавлялись. Будучи отделены от своих владельцев, они освобождались от связанных с ними воспоминаний. Традиционные семейные предметы, передававшиеся от матери к дочери вместе с прабабушкиными украшениями, или дорогие воспоминания о последнем довоенном беззаботном дне рождения, о котором говорит золотое кольцо, подаренное мужем в честь этого события, или рассказы о подвигах предков на минувших войнах, отраженные в их медалях и драгоценных орденах, - все это исчезало в обезличенной куче золотого лома. Символично, что «лом» стал основной категорией в статистике по золоту Торгсина. Другой категорией были чеканы - царские золотые монеты. Однако в хранилищах Госбанка даже эта элементарная классификация исчезла. Лом и чекан переплавлялись в одинаковые слитки. Все многообразие функций золота сводилось к одной - средству платежа. Слитки перевозились в Европу для оплаты советских долгов.
Взамен исчезнувших с помощью Торгсина дореволюционных золотых изделий Наркомторг наводнил внутренний рынок советскими поделками из мельхиора (медно-никелевого сплава), легкого серебра, искусственных и низкопробных драгоценных камней. Эта операция, которую можно назвать массовым замещением богатства, имеет интересные исторические, художественные и социальные последствия.
Революция и последовавшая за ней национализация нанесли смертельный удар по частному капиталу, и Торгсин продолжил этот процесс. Благодаря его усилиям ценности, оставшиеся в частном владении, - ювелирные изделия, ценные предметы быта и искусства - не просто конфисковывались государством, а уничтожались. Даже если бы старый режим в России был бы восстановлен, вернуть материальные и художественные ценности и семейные реликвии было бы невозможно: почти все, что было привезено в Торгсин, было переплавлено. В семьях остались лишь немногочисленные реликвии. Таким образом, изымая ценности тоннами, Торгсин сыграл важную роль в огосударствлении того, что когда-то было частными материальными богатствами, превращая их в форму государственной собственности, хотя и не путем национализации. Торгсин также способствовал превращению прежнего богатства в антиквариат, сделав некогда повсеместно распространенные вещи редкими и уникальными. Торгсин стал причиной распространения нового, советского типа материального благополучия. Преимущественно дешевые поделки, которыми государственная промышленность наводнила внутренний рынок, продавались по завышенным ценам, обусловленным исключительно монопольным положением производителя. В результате этого массового замещения богатства общество в целом стало беднее.
Революция уничтожила крайнее экономическое неравенство прежнего общества, в основном ликвидировав его привилегированную элиту. Однако остатки среднего класса, хотя и потрепанные революцией, просуществовали до 1920-х гг. Его статус в определенной степени основывался на материальных ценностях, которые оставались в семейном владении. Изъятие этих ценностей через Торгсин еще больше уравняло общество, опустив его в нищету, и в этом смысле стало еще одним ударом по старому среднему классу. Социалистическое государство должно было создать свой собственный средний класс, статус которого должен был определяться новыми формами материального процветания и новым пониманием привилегий и богатства.
Однако вернемся к оценщикам Торгсина. В крупных городах оценщики, - как правило, специалисты Госбанка, - работали в отдельных помещениях или зданиях. На периферии из-за нехватки служебных помещений оценка ценностей проводилась в торговых залах магазинов за специальными столами (см. изображение внизу – люди справа). Из-за нехватки квалифицированных кадров в провинции все функции мог выполнять один человек - он одновременно выступал в роли оценщика, заведующего магазином, продавца и курьера, который на свой страх и риск доставлял купленные ценности в ближайшую контору Госбанка за много километров, откуда они отправлялись в московские хранилища.
Оценка была трудоемкой и занимала много времени. Оценщикам запрещалось определять стоимость, основываясь только на внешнем виде предметов или доверять клейму пробы металла, проставленному на предметах. Металл должен был пройти проверку, во время которой оценщик царапал, рубил, резал и даже раскалывал предмет, чтобы определить подлинность металла и его пробу. Затем оценщик должен был взвесить золото. Инструкция предписывала тщательно откалибровать весы, очистить их от пыли и использовать только фирменные гири. Использовать в качестве гирь монеты, спички и другие предметы было запрещено – однако подобных случаев на практике было предостаточно. Перед взвешиванием оценщик должен был удалить вставки и механизмы, не изготовленные из золота. Тем не менее государство пыталось извлечь пользу даже из этих элементов. Например, руководитель Торгсина в Ленинграде советовал оценщикам «собирать мелкие драгоценные камни и часовые механизмы, выброшенные владельцами предметов, так как они пользуются большим спросом в промышленности». Для оценки россыпного золота оценщик должен был отбирать все подозрительные частицы (песок, камни, грязь, посторонние металлы). Если примеси не могли быть легко удалены, то оценщик должен был вычесть вес «мусора», а затем определить пробу и вес металла. При покупке самородка, перемежающегося с породой, оценщик должен был разбить его молотком, а затем растереть в ступке, чтобы удалить мусор. Золотые слитки и монеты также необходимо было очистить от грязи перед взвешиванием.
Закупочная цена золота в Торгсине определялась в зависимости от веса и пробы золота. Надо сказать, что даже в тех случаях, когда сохранялась целостность высокохудожественных и исторических предметов, их стоимость определялась только по весу металла. Незолотые вставки в таких случаях не выкручивались, но оценщик должен был сделать приблизительный вычет по весу. За грамм чистого золота Торгсин платил 1 рубль 29 копеек. Царские золотые монеты, если на них не было признаков повреждения, покупались по номиналу, а бракованные - по весу. Чтобы облегчить работу оценщиков, Госбанк подготовил таблицы для расчета цен в зависимости от пробы золота, но они появились только в 1933 году. До этого оценщикам приходилось полагаться на собственные расчеты.
В Торгсине оценщики расплачивались за свои ошибки. «На днях я понял, насколько сложен этот процесс», - сообщал директор одного из ленинградских оценочных центров: «Моя знакомая попросила помочь ей миновать очередь, и я отдала кольцо оценщику, а потом остался посмотреть, что он будет делать. Он проверил обручальное кольцо, на котором уже было клеймо пробы, в семи местах, потер его о камень и проверил другими способами». Я спросил его, почему он так усердно проверяет кольцо, и он ответил: «Госбанк угрожал нам, говоря, что мы за все отвечаем, вот мы и испугались». Чтобы не потерять золото из-за излишней осторожности оценщиков, государство усложнило им задачу по отказу от золота: за это можно было получить штраф и лишиться продовольственного пайка.
Даже когда в 1934 году в обращении появилось большое количество поддельных золотых слитков, оценщик мог отказать в приеме золота только в том случае, если был абсолютно уверен, что это подделка.
Проверка золота была испытанием и для его владельцев, присутствовавших при оценке. Можно только представить себе, какие чувства испытывали люди, наблюдая за тем, как драгоценные предметы пробивают, прокалывают, разбивают на куски: боль от потери семейных реликвий, разочарование, если золото было низкопробным или поддельным, страх быть обманутым. Не доверяя оценщикам, люди иногда относили свое золото в другой Торгсин. Бывало, что оценки одного и того же предмета разными оценщиками сильно расходились из-за плохих весов, отсутствия гирь или некачественных реактивов. Чем дальше от больших городов, тем более приблизительными становились оценки из-за низкой квалификации оценщиков и плохих инструментов.
Инструкции по оценке свидетельствуют о том, что государство не хотело потерять даже крупицу золота из-за кражи или небрежности. Стол оценщика должен был иметь приподнятые края с трех сторон, чтобы вывернутые детали не падали на пол, а также чтобы не потерять золотую пыль. Со стороны клиента стол должен был быть защищен стеклянным экраном, через который хозяева могли наблюдать за работой. Правая часть стола должна была иметь прорези, каждая из которых предназначалась для золота определенной пробы. Приняв золотой предмет, оценщик должен был опустить его в соответствующее гнездо. После этого он уже не мог достать предмет, так как ящик под ним должен был быть опечатан в течение всего рабочего дня. В левой части стола должна была быть еще одна прорезь и опечатанный ящик под ней для сбора «мусора»: драгоценных камней, металлического хлама и пыли, бумаги для протирки реактивов и так далее. Все распилы металла должны были производиться над специальным ящиком, выстланным плотной белой бумагой. В конце рабочего дня оценщик должен был собрать золотую пыль, рассыпавшуюся при проверке металла. Для этого он должен был смести весь мусор со стола в специальный ящик, смахнуть золотую пыль со своей рабочей одежды и даже вымыть руки, на которых также могла остаться золотая пыль, в специальной раковине. Стол оценщика должен был быть покрыт стеклом, металлом или сукном, то есть материалом, в котором не могла застрять даже крошечная частица золотой пыли, и по той же причине оценщик должен был работать в суконных нарукавниках.
Владельцы золота не получали платы за золотую пыль, мелкие драгоценные камни и другие вставки, поскольку государство пыталось утилизировать отходы. В конце рабочего дня оценщик должен был сдать весь золотоносный мусор администратору магазина, который, в свою очередь, должен был хранить его в несгораемом сейфе и раз в два месяца сдавать в Госбанк. Кроме того, торгсинские оценочные центры должны были сдавать в Госбанк бумагу, которой были застелены рабочие столы оценщиков, выложены их ящики, с которой они стирали реактивы с металла, а также все обветшавшие суконные нарукавники. Чтобы мотивировать оценщика к сбору золотой пыли, ему обещали вознаграждение - по 10 рублей за каждый грамм чистого золота, извлеченного из отходов.
Инструкциям следовали не всегда и не везде: не у каждого оценщика был такой стол и даже бумага для его покрытия, но важнее всего было намерение государства отобрать у населения все, до последней крупинки золотой пыли. Настойчивость и угрозы сделали свое дело - золотая пыль отправлялась в Госбанк. В 1933 году доходы от неоплаченных золотых и серебряных отходов принесли государству 9 млн рублей — это почти 7 тонн чистого золота! В погоне за золотом государственные оценщики выезжали в районы, где у Торгсина не было оценочных центров. Чтобы добраться до самых богом забытых уголков страны, Торгсин даже нанимал частных агентов для скупки золота от своего имени.
Оценочные центры Торгсина всегда были переполнены. Ленинградское отделение Торгсина, например, сообщало следующее: «Наш пункт оценки золота не может в течение короткого рабочего периода в 8 часов обслужить всех лиц, пришедших продавать золото. В день мы можем обслужить не более 70-80 человек, а приходит около сотни. Многие говорят: «Я больше не приду»». В больших городах, чтобы продлить время работы, оценщики работали в две смены, и те люди, которых не обслужили в день их прихода, должны были быть приняты первыми на следующий день. Государство пыталось заставить оценщиков работать быстрее. По настоянию Сталина летом 1933 года Торгсин, как и все другие организации страны, перешел на сдельную оплату труда. Зарплата теперь зависела от количества обслуженных клиентов. Нормы были высоки: чтобы получить максимальную зарплату, оценщик должен был обслужить не менее 4200 клиентов в месяц: около 150 человек в день!
<…>
Люди, привозившие в Торгсин ценности, вероятно, не имели представления о том, сколько стоят золото, платина, серебро или бриллианты на мировом рынке. Они измеряли цены, которые Торгсин предлагал за ценности, в пересчете на продукты питания. Иными словами, люди пытались прикинуть, сколько муки или сахара они смогут купить на эти деньги у Торгсина, а также выяснить, выгоднее ли иметь дело с Торгсином, чем покупать продукты в государственных коммерческих магазинах, на крестьянском или черном рынках. Учитывая ограниченную и цензурированную информацию о конъюнктуре мирового рынка, правительство могло диктовать закупочные цены на ценности в Торгсине, не опасаясь быть обвиненным в обмане. С тех пор прошло много десятилетий, и настало время выяснить, соответствовали ли закупочные цены на золото в Торгсине ценам мирового рынка того времени и, следовательно, был ли справедливым обмен ценностей на продукты и товары в Торгсине.
Торгсин, хотя и не продавал ничего за границу, но закупал золото и иностранную валюту путем торговли, и по этой причине правительство считало его экспортным предприятием. Как и в любой другой советской экспортной организации, цены Торгсина, как закупочные, так и розничные, выражались в золотых рублях. Советский золотой рубль не имел физической формы, его нельзя было увидеть или подержать в руках. Это была условная расчетная единица, советский аналог дореволюционного золотого рубля - условной и основной денежной единицы Российской империи. Советское правительство также заимствовало курс империала, существовавший до Первой мировой войны: 1,94 золотых рубля за доллар США. Этот официальный и искусственный курс использовался в СССР до середины 1930-х годов - то есть на протяжении всего существования Торгсина. Золотой рубль был значительно ценнее обычного рубля. Официально он равнялся 6,60 рубля обычных советских денег, находившихся в то время в обращении.
За серебро, платину и бриллианты люди получали от Торгсина значительно меньше, чем на мировом рынке. Прибыль, которую получало советское государство после продажи этих ценностей за рубежом, была значительной, особенно от алмазов. Владельцы золота находились в более выгодном положении. Согласно советскому официальному курсу, закупочная цена золота Торгсина, 1,29 рубля за грамм чистого золота, до февраля 1934 года составляла рублевый эквивалент мировой цены золота. Относительно высокая закупочная цена золота в Торгсине по сравнению с серебром, платиной и бриллиантами свидетельствует о том, что в первой половине 1930-х годов советское руководство придавало золоту огромное значение.
Однако не будем спешить хвалить советское правительство за честность. В начале 1934 года мировая цена на золото изменилась. Тройская унция золота теперь стоила примерно на 15 долларов больше. Согласно советскому официальному курсу, рублевый эквивалент новой мировой цены на золото должен был составлять 2,18 рубля за грамм чистого золота. Торгсин, однако, продолжал скупать золото у населения по старой цене 1,29 рубля.
Таким образом, в течение 1934-1935 гг. Торгсин платил населению за каждый грамм чистого золота на 89 копеек меньше. Если учесть, что Торгсин в эти годы закупил у населения около 33 тонн чистого золота, то недоплата только из-за низкой цены составила около 30 миллионов золотых рублей, или, по советскому официальному курсу, около 15 млн долларов США!
Не стоит забывать и о том, что советское правительство утвердило курс доллара к золотому рублю, исходя из совершенно иных условий довоенной экономики Российской империи. В условиях экономической жизни советских 1930-х годов, охваченных острым дефицитом и инфляцией, этот курс был весьма искусственным. Он не имел ничего общего с реальной покупательной способностью рубля и доллара. По данным американских инженеров, работавших в СССР, покупательная способность рубля в начале 1930-х гг. равнялась всего 4-10 центам, то есть доллар стоил не 1,94 рубля, а где-то между 10 и 25 рублями. Исходя из этого более правдоподобного соотношения рубля и доллара, владельцы золота должны были получать от Торгсина не 1,29 рубля за грамм чистого золота, а где-то в диапазоне от 6,65 до 16,62 золотого рубля. Если учесть, что Торгсин за время своего существования скупил у населения около 100 тонн чистого золота, то недоплата клиентам из-за искусственно заниженного курса доллара к рублю могла составлять астрономическую цифру - от полумиллиарда до полутора миллиардов золотых рублей!
Так называемые золотые рубли Торгсина на самом деле были всего лишь бумажками. Легально обменять рубли Торгсина обратно на золото, валюту или другие ценности было невозможно. Это можно было сделать только на черном рынке, но такая операция считалась экономическим преступлением. За пределами СССР золотые рубли Торгсина были бесполезны, кроме, разве что, для коллекционеров редких бумажных денег. Золотые рубли Торгсина обращались в очень ограниченной среде - внутри Торгсина и на черном рынке, который был связан с его деятельностью. Золотые рубли Торгсина имели ценность только потому, что советское правительство гарантировало на очень короткий срок право покупать на эти деньги продукты и товары. Если бы в один прекрасный день советское правительство объявило, что Торгсин — это дело рук врагов народа, которых на самом деле уже расстреляли, то в один миг его золотые рубли превратились бы в бесполезные бумажки. Таким образом, взамен реальных ценностей советские люди получали сомнительные бумажные купоны, гарантированные исключительно сталинским руководством. В этих условиях единственной защитой населения от тотального обмана была жизненная необходимость государства в народном золоте.
Продажа золота Торгсину не гарантировала покупку желанных продуктов и товаров. Выбор людей был ограничен, и иногда они просто не могли купить то, ради чего жертвовали своими семейными реликвиями. При анализе неэквивалентности обмена торгсиновского продовольствия на золото необходимо также учитывать, что люди могли тратить торгсиновские деньги только в его магазинах, а значит, вынуждены были покупать товары по монопольным розничным ценам, диктуемым государством. Государство в полной мере использовало свою ценовую монополию и потребительский «голод». Торгсин продавал советским людям товары и продукты питания по ценам в среднем в 3,3 раза превышающим советские экспортные цены на те же товары, продаваемые за границу. Во время голода 1933 года «хлебные продукты» стоили в Торгсине в 5 раз выше советской экспортной цены. Особенно экономически невыгодно было обменивать золото на продовольствие в Торгсине зимой и ранней весной 1933 года - в период апогея массового голода и роста цен на продовольствие в Торгсине. Однако именно в это время люди везли в Торгсин львиную долю своих золотых сбережений.
Низкие закупочные цены Торгсина на драгоценности, завышенные розничные цены на продукты и товары, плохой ассортимент и качество товаров, а также искусственность официального валютного курса и низкая покупательная способность рубля по отношению к доллару позволяют сделать вывод, что советские люди не получали товары и услуги, соизмеримые с количеством сданного в Торгсин золота. Покупка в Торгсине в обмен на серебро, платину и бриллианты была еще менее экономически выгодной для покупателей из-за менее выгодных цен, которые Торгсин платил за эти драгоценности по сравнению с золотом.
Сколько золота приносили люди в Торгсин? Операции по скупке золота начались в 1931 году медленно, но выросли в объеме молниеносно. В первый месяц 1932 года Торгсин купил всего 90 кг чистого золота. К лету ежемесячные закупки превысили 1 тонну, а в октябре превысили 2 тонны чистого золота. Торгсин явно не успевал за массовым голодом и темпами, с которыми люди приносили драгоценности. В 1932 году Торгсин закупил у населения золота на сумму более 26,8 млн рублей, превысив запланированную норму почти на 6 млн рублей. Торгсин перевыполнил план и по лому (бытовому золоту), и по монетам, но лидером оказался лом: его принесли на 19 млн, а монет - на 7,8 млн рублей.
В соотношении между ломом и монетами нашел отражение интересный социальный феномен. По мнению специалистов Торгсина, царские золотые монеты поступали в Торгсин в основном от крестьян, в то время как лом указывал на участие городского населения. Этот вывод, вероятно, основанный на практических наблюдениях, подтверждается сравнительным анализом операций Торгсина с золотом в преимущественно городской части Ленинградской области (Северо-Западное отделение) и в подавляющем большинстве крестьянской части Смоленской области (Западное отделение), который демонстрирует резкое преобладание - почти в 3 раза - лома над монетами в Ленинградском Торгсине и преобладание монет над ломом в Смоленском отделении.
Сопоставление «золотой лом - город» и «царские монеты - сельская местность», конечно, условно, поскольку крестьяне также приносили в Торгсин золотые украшения и предметы, а городские жители - царские монеты. Тем не менее данная характеристика отражает общую тенденцию социального развития Торгсина: доля монет в закупках золота в Торгсине не указывает на точное количество «крестьянского золота», но несомненно, что увеличение притока монет в Торгсин отражает рост участия крестьянства. Если посмотреть на соотношение золотого лома (19 млн рублей) и золотых монет (7,8 млн рублей), закупленных Торгсином в 1932 году, то можно сказать, что в этот год он все еще оставался преимущественно городским предприятием. Крестьяне еще мало знали о деятельности Торгсина.
Продолжение следует…
